Поздней осенью 1984 года, насколько помнится, наша 17 железнодорожная бригада завершала работы по подготовке к сдаче в постоянную эксплуатацию новой линии Толгойт — Сонгино в окрестностях столицы МНР – Улан-Батора. Тут все батальоны, принимавшие участие в строительстве этой небольшой железной дороги, занимались «подчисткой» своих недоделок. Наш, например, готовился отсыпать пропущенные дамбы. Причём, результаты этих трудов нашего батальона были не всегда хорошие; об этом уже рассказано в «Братстве по оружию». Правда, я забегаю вперёд…
Мостовой батальон вёл буровые работы, выполнял укрепительные работы по руслам, трубам и мостам, для чего каменный карьер нашего батальона, заложенный ещё в начале этой стройке на склоне гор, продолжал работать: скальный грунт был нужен. Там же находился и наш экскаватор. Как водится, этот сдаточный объект постоянно «курировали» бригадные механики, производственники и начальники. Заминки в работе строго карались, хотя погодные условия не баловали.
В тот тихий и прохладный вечер, ничего не предвещало беды: по какому случаю я там в это время оказался совершенно не помню – может быть, просто приехал за нашими солдатами и привёз ужин остающимся на охране. Может быть, что-то ещё привозил – но людей с офицером я точно помню – собирался увозить в часть. Метрах в ста от нас «кучковались» мостовики с каким-то командиром – они тоже ожидали машину. Наши воины почти уже собрались – кто-то был уже в кузове, кто-то курил в сторонке, а экскаваторщики что-то «подтормаживали». В общем, всё шло к тому, чтобы наша машина минут через 10 — 20 поехала в сторону Улан – Батора. Кажется, подходил кто-то с мостового батальона и интересовался, нет ли у нас места для его команды, если вдруг их машина не приедет. Уже не помню, что я ему ответил: может быть, даже решил немного подождать. В это время его солдаты занимались кто чем: кто стоял и курил разговаривая, а некоторые сидели около небольшого костра, представлявшего из себя самую распространённую в желдорвойсках конструкцию – ведро с соляркой. Копоть, конечно – но тепло. Сколько было мостовиков, я не припоминаю – мало, человек 10, наверное. Двое, самые «заморившиеся» — конечно молодёжь, сидели совсем рядом с огнём. Один, Вовчик , задремал…
Как получилось, что в полное безветрие его бушлат потихоньку начал тлеть никто не видел. Но когда среди солдат он вдруг с диким криком вскочил, то все оказались в ступоре – никто не сообразил, что же произошло в эту минуту полной тишины и умиротворения, на фоне прекрасного заката и с видом на столицу Монгольской народной республики. Ему, по-видимому, было очень больно и страшно – ведь парень загорелся во сне! Что в этот момент было в его мозгу мы уже не узнаем – Володя, продолжая истошно кричать от боли, ринулся по склону – он хотел как можно быстрее попасть в воды реки Тола, протекавшей, вроде бы, совсем рядом. Он там искал спасения…
Наши солдаты с открытыми ртами смотрели на мчащийся факел, живой факел, разгоревшийся во всю длину тела Володи; на фоне темнеющих гор это было страшное зрелище! Кто-то из рядом стоявших сослуживцев солдата бросился было за ним – но куда там! Скорости были не сопоставимы, и никто его догнать не сумел…
В это время показались фары машины мостобата, а Вовчика достали из воды. Подбежав, увидел, что ровно половина его тела было обожжено; одежда – ватный бушлат, брюки и сапоги, остались только спереди, а кожа представляла из себя что-то жёлто – чужое. Как уж они спешили – предать трудно; улетели, буквально, в сторону госпиталя за две минуты – только пыль оседала долго долго…
… Вчера позвонил старому другу-сослуживцу по Монголии Юрию Суворову, в то далёкое время служившему в том самом мостовом батальоне начальником инженерно-технической службы. Рассказал про то, что написал, и спросил его, помнит ли он то страшное событие. Оказалось, что помнит, и очень хорошо! Более того, Юра мне рассказал об очень интересном факте, произошедшем за десять дней до случившегося.
«Меня послали, как это часто бывало, на карьер с проверкой личного состава в ночное время: старшим там в этот момент временно был один сержант срочной службы. Личный состав размещался в одной палатке и занимался бурением скального грунта. Народ был из технической роты – машинисты буровой машины БТС-150 и компрессорщики. Вовчик как раз компрессорщик был; проверяя спящих обнаружил, что все на месте, кроме… его! Он находился недалеко, у ведра с горящей соляркой: грелся, получается. Подошёл к нему и вижу – спит солдат, и… тлеет бушлат на спине! Пришлось его срочно расталкивать и срывать бушлат – тогда он ничего не понял, потому, что не стало больно, и он ещё сам-то не загорелся. Но был очень близок к этому… Отругал его, конечно, и сержанта заодно. Бушлат пришлось выбросить; но он, видимо, так ничего и не понял, бедный…»
К нам в батальон доходили сведения о том, что Володя долго был в реанимации армейского госпиталя, перенёс несколько операций. Юрий Суворов сказал, что ему даже полегчало одно время, но… чудес не бывает — ему однажды стало хуже и он умер.
Царствие Небесное тебе, солдат железнодорожных войск Советской армии!