5. Наука братских взаимоотношений.

Мой второй по счёту командир в Монголии – майор   Владимир  Ильич  Мерзлов по своему характеру был очень контактный и дружелюбный человек.    Служить  с ним было интересно и не скучно, хотя служба всегда была службой – требовал он,  как полагалось и достаточно жёстко, при необходимости.   Но   всё же факт,       что мы выпускники  одной   курсантской   роты,    играл определяющую роль в искренних и доверительных отношениях, которые сложились сразу по моему прибытию в часть.
Первый наш «совместный» объект возник уже летом 1982 года  —  железнодорожная линия Хар – Айраг  —  Борундур.  Организованно передислоцировали нужную технику, механизмы, и начали обустраиваться на новом месте.       И   вот   тут   Володя   себя проявил как настоящий дипломат, хозяйственник   и   просто   порядочный человек,     уважающий местные порядки,  обычаи     и  людей.     Конечно же,  в   Айраге  разный народ жил и работал,    были какие-то органы власти и их руководители    –    ведь это сомонный центр.

И вот Володя, разобравшись с самыми важными делами и дав все нужные распоряжения, взял меня,   и мы поехали знакомиться с местным руководством. Главным человеком в Айраг сомоне Восточно-Гобийского аймака был секретарь сомонного комитета МНРП  Гомбожав, а его помощником по хозяйственной части – уж не помню как правильно называлась его должность –  был  Баадамдорж.      (ХБ Ангийн дарга, вот как называлась его должность).

Товарищ  Гомбожав  оказался вполне нормальным, контактным и дружелюбным человеком, принявшим нас очень приветливо и гостеприимно  —   видно было, что он, безусловно, к нам сразу проникся симпатией. Конечно же, это чувство было взаимным:  разве  не приятно,    когда сразу возникает хороший контакт с местным руководством? При всех условиях, в различной, бывало и как-то меняющейся обстановке, каких-то непредвиденных моментах (жизнь – есть жизнь, всё бывает!) такие отношения с руководителями являются определяющими во всех случаях.  В этом я не раз потом  убеждался,     в   том  числе  гораздо позже,     когда сам стал командиром части в Кемеровской области. В этом налаживании добрососедских отношений,  на мой взгляд, Володя Мерзлов  был непревзойдённый мастер!
Мы,  военные железнодорожники УС-15,   быстро стали  «своими» в сомоне,  появилось немало хороших знакомых и друзей.    Тут же находилось управление рудника Хар-Айраг.    Директором был монгол,   а главным инженером – советский специалист:   и так, практически,   по всем должностям вплоть до рабочих. Было принято дублировать таким образом  и,  одновременно,     обучать монгольских специалистов.   Много было рабочих и ИТР из Казахской ССР,  Украины – т.е.   «земляков» было немало – и везде и ко всем приглашали, звали в гости.

В гости звали и монголы тоже; конечно особенно некогда было ходить «по гостям»,  но иногда,  особенно к руководству,    ездили обязательно.      Например  в   июле,    в  самую жару, пришлось прибыть на торжественный приём   в   сомонный  комитет   МНРП  по   приглашению товарища   Гомбожава   (1982 год)  —  праздновали государственный,  а  по сути  —    очень древний монгольский праздник – Наадам.  В то время он связывался с монгольской революцией, хотя  был просто традиционный и очень древний сам по себе.  На приёме – старые ветераны монгольской революции,  дедушки в парадных дели (халат такой монгольский), с орденами и медалями, и все так радостно приветствуют…          Ну сами подумайте – что может быть на душе у нормальных людей…?   В этом пекле  —  вначале командир, потом замполит произносят хорошие тосты, потом дают слово и мне, который уже кое-что выучил на монгольском языке…     И мы пьём с ними горячую монгольскую водку за нашу нерушимую дружбу и  братский монгольский народ.     И причём тут,  в принципе,   какие-то  КПСС  и  МНРП,  идеологии и партийные указания  —  простое человеческое общение, искренняя благодарность таких пожилых людей за то, что мы строим  на их земле железную дорогу и наше глубокое почтение  к  старым ветеранам   —  вот что это было…
Такие официальные приёмы были ежегодно,     всегда командование части получало приглашение и мы, конечно же, присутствовали  там как почётные гости. А сколько было приёмов неофициальных,  и   просто – как у монгол принято,   заехать к другу, например  к   Баадамдоржу, просто так, чаю попить…       В   таких   взаимоотношениях  — вся прелесть и непосредственность монгольского характера вообще: нет понятия о… церемониях. Ты друг  —  я к тебе. Знаком или нет – не важно: познакомимся.   Мы быстро поняли эту монгольскую особенность – во время службы в славных  желдорвойсках  она  не  раз просто помогала в общении,  и не только.
Конечно, ещё в самой первой беседе командир пообещал помогать,  чем сможем нашим новым друзьям: и не так много им  и надо бывало – то что-то отрыть, то что-то засыпать. Может, что-то куда-то перевезти. Немного топлива…      Мы никогда не отказывали ни в чём:   и  в   этом, видимо, тоже был залог добрых наших отношений.  Всегда.  Везде.  Круглые сутки.

Вот на снимке я в юрте у Баадамдоржа, не помню когда и по какому поводу. Может быть, просто ехал рядом и заехал. Это нормально и в характере монгол. Когда поступаешь так же они это ценят. А когда ешь и пьёшь всё, что тебе дают во время угощения – то можно заслужить такие славные и душевные слова, как, например, такие: «Лельк, ты настоячий монгол!»  А?  Ну разве это не приятно?    Однажды у него же в юрте праздновали  Цагаан сар,   кажется по-нашему наступил уже 1983 год.   Почему в это время я оказался в Айраге,  а не на наших зимних квартирах в Улан-Баторе, правда, абсолютно не припоминаю.  Зато прекрасно помню тёплый, но без нашего типа шумных  эмоций, приём.   Как усадили на почётное место, и чем угощали.     Конечно,  была   и серебряная пиала, и  бозы   и  –   что поразило,  большая варёная говяжья нога, от которой надо было самому отрезать мясо ножом, который мне тоже дали. Просто и со вкусом, как говорится. Была и варёная баранья голова  —  тоже еда для почётных гостей, но я зачем-то отказался: думаю, что зря.  Позже, поняв до конца взгляды монгол на то, что они едят, мне стало понятно, что есть надо всё, что тебе дают. Не рассматривать ничего, не принюхиваться, к примеру, и не делать «умное лицо» — просто есть, и всё. Я лично всегда исходил из того, что если я пришёл к другу, то он мне предложит именно то, что ест сам, ели его деды и прадеды. А значит, это можно употреблять в пищу, причём так, как они  это делают.  Вот припоминается случай, когда в юрте за разговором остыли бозы в моей пиале, и я попросил подогреть.  Мне объяснили, чтобы я налил в пиалу чаю, который налит в термос – через минуту еда снова стала горячей.  Как всё оказалось просто – сам бы, наверное, не догадался…  Сколько всего жареного-пареного употреблял, ни разу ни от чего не отказался: всё было вкусно, готовилось удивительно быстро, и в пищу употреблялось всё, что съедобно – кроме костей, и, по-моему, шкуры… Так они питались веками – так пробовал и я…  Ну, и ритуальное: предлагают нюхательный табак — не слишком нам понятное, но очень сближающее действо. И это пробовал тоже.
Самым  интересным  блюдом угощали  однажды во время праздника Наадам, или позже – в августе. «Фирменное» блюдо готовилось из тарбагана (монгольский сурок) прямо у костра: этот рецепт  точно – тысячелетний! Из зверька мастер своего дела извлекал все внутренности (это надо видеть – не для слабонервных картинка!),  а потом туда отправлялись раскалённые на костре небольшие камни-голыши, типа тех, которые мы используем в парной, немного соли.     Тарбаган, который уже превращается в блюдо,   бросается где-то рядом,   минут – не помню на сколько, сорок, что ли.    За это время произносились  несколько тостов,  а потом…  этот надутый мешок мастер брал  за зад  и… вытряхивал  камушки!       Вот тут-то наступал момент истины гурмана монгольского,   не оставляющего равнодушным и русского: пар, сок  и… запах    –   бери нож и трудись, ешь свежее, вкуснейшее,  сочнейшее  и экологически чистейшее мясо.   На вкус, как я помню, ничего это мясо мне не напомнило – уникально, значит! Да, руки будут в жире, соке – это ерунда, разумеется. Зато впечатлений на всю оставшуюся жизнь –   наверняка   теперь  на   такое пишерство   в   Монголию должны обязательно туристы валом валить…

Зато и так было: раннее осеннее, кажется, утро.      В сомоне и сурях (участках, видимо) жаркая пора – идёт расплод молодняка, и это настоящий итог всей хозяйственной     и,      как считалось, политической деятельности всего сомона!    Гомбожав со своим хозяйственником Баадамдоржем не знают ни дня ни ночи – всё время в пути, на колёсах… И вот – скрип уазовских тормозов.  Стучат.    Мерзлов,        кряхтя и слегка матерясь,      открывает  дверь вагончика.       На пороге – они, родные.    «Заходите пожалуйста!»,    а  у  Баадамдоржа  —  бутылка   Архи   в руке.    Володя усаживает гостей,  одновременно   натягивая   штаны  и  соображая,   чем же их кормить в такую рань?…     Я начинаю разговор, как это принято – о том, о сём:   как там ваши бараны, хорошо ли дело идёт? «Да, да, хорошо!», отвечают весело…  Но, чёрт возьми,  то ли  3,  то ли  4 утра  ведь.   Баадамдорж без долгих разговоров ставит на стол бутылку, мы начинаем немножко причитать: мол, так рано, а ведь работать надо будет целый день…

На что мудрый    Баадамдорж  кратко отвечает: «Ничигооо, один бутильк мооджьна!» После чего ничего не остаётся, как пойти в вагон-столовую и поискать там что-нибудь закусить – они наверняка голодные со степи-то…   «Мероприятие» идёт  каких-то минут сорок  —  и они уезжают в свою бескрайнюю степь…   Просто проведали, проезжая,  наши друзья  монгольские…
Летом в Монголии жара, это понятно. Машина только не всегда понимает,  перегревается иногда,    да   и сам без воды помрёшь.  А если  кумыс?  Да прохладный?  Сколько же его выпито, и именно в  Айраге   и окрестностях – приятно вспомнить.  А если в пути нестерпимо пить хочется?    И    водителю  и самому?  А ничего страшного нет: видишь белеет юрта вдали – меняешь курс.   Подъезжаешь к юрте не близко – метров за 20 остановил машину, выходишь. Весь местный народ – отец, мать и чичики – уже тут, и смотрят на нас  с интересом. Вот тут надо проявить свои знания монгольских обычаев, хотя бы элементарных.     Громко,  с  улыбкой говоришь монгольское приветствие «Сайн байнауу, нухуруу!», и… всё  —  ты свой. Почти – ещё правильно если зайдёшь в юрту     ( нам-то русским это без разницы – задом, передом, ногами ли, головой вперёд…),      то монгол это сразу отметит.  Входишь головой вперёд   и   садят такого,   по-нашему незваного гостя,    на почётное место, на столик выставляются все угощения, которые у монгола есть: сыр, твёрдый как камень, какие-то конфетки  —  надо учитывать и всегда при этом помнить – это от всей души тебя угощают люди. Намёк на кумыс делать не надо:  тебе уже несут в большой серебряной пиале (это только для почётных гостей такая!) прохладный кумыс.    Разумеется,    и водителю-солдатику тоже.  Тут уместно спросить что-нибудь про баранов, чичиков (детей), может быть, про воду.  Вот теперь ты свой в доску, и с тобой пытаются говорить по-монгольски. Приходится вежливо сообщить, что ты, вообще-то, не знаешь монгольский.   Но раз ты это можешь сказать,   то…    тебе не очень верят. Улыбаются, и… наливают, наливают кумыса. Кстати, не совсем понятно, откуда хозяйка  его носит: на  стенке  юрты висит какой-то чёрный,    неприглядного вида, мешок.      Ёлыпалы, «монгол» называется – это ж бурдюк с божественным напитком! То- то на зубах  остаются… волосы какие-то, не к столу будет сказано. Ну что ж  —  так у них  принято, так они живут тысячелетиями – никто ещё не помер от наличия волос в бурдюке;   можешь их не глотать – собрать на зубах,   да и выбросить потихоньку.      И все проблемы;     только не стоит забывать,     что пока будешь выпивать пиалу полностью, тебе будут её наливать снова.  Этого я поначалу не понял – хозяин же не понял моих просьб типа «Спасибо, мне хватит…».
Провожает так же   вся семья – долго машут руками, улыбаются, и,  думаю,  что помнят до сих пор, что у них  в  гостях был недолго  Советский майор с водителем,  и они пили кумыс. До сих пор, наверное уверены  , что я знал тогда монгольский…  Такие встречи в пустыне разве забудешь?

Три года работы на трассе Айраг-Борундур нас отдалили от сомонного центра – временный городок вначале переместили примерно на пятидесятый, а позже и на девяностый километр, под Борундур. Но дружеские связи, конечно же, остались.     Кстати, утреннее посещение Гомбожава и Бадамдоржа было как раз в городке на пятидесятом километре. В это время Бадамдорж вручил нашему командиру подарок – козлика Борю. Этот уникальный зверёк настолько полюбился всем, что стал неотъемлемой частью нашего лагеря:    всё время находился около солдат,    ночевал обязательно около дневальных, отзывался на мой зов «Боряяяяяя!» — топот его копытцев хорошо был слышен, особенно ночью.

Подбегал и пытливо смотрел в глаза, тряся бородкой – верил, что зовут-то не зря! И бывал прав – баловали Бориса разной крупой, сигаретами. Ритуал начинался с утра: принесёшь миску сухой крупы, или  рожков – тогда только позови, и – вот он, нарисовался!  Не то,    чтобы он скучал у нас,    но возникла мысль у меня как-то про то,      что неплохо бы ему напарницу найти.    Причём, этот разговор был c   Бадамдоржем, насколько я припоминаю.   И вот через месяц к нам в городок приехал на Зилке его  водитель и вручил уже лично мне подарок – козочку Машу! Это был небольшой праздник – так у нас на трассе в полевом городке стали жить коза и козлик – прекрасные ручные животные, каждый со своим характером, привычками, и оба любимые всем личным составом. Они свободно паслись в районе городка, всегда были на виду – никуда не пытались сбежать или исчезнуть.   Словом,  было похоже,   что они у нас были целую вечность. На зимние квартиры их «эвакуировали», как правило, автотранспортом:    зимой они

«балдели» на комбикормах в батальонном свинарнике, проживая отдельно от хрюшек.  Всю зиму туда не останавливалось паломничество наших женщин и детей – пообщаться с ними хотели и из других частей – никому не отказывали.  Как же нравилось Борису – в особенности, быть в центре внимания!…   Маша была гораздо более скромной девочкой…  Но о них  —  отдельный разговор.