Военно-морской врач той эпохи.

У каждого человека свой путь, непохожий на другие. В зависимости от множества факторов, путь этот может быть длинным и тернистым, а может оказаться коротким и ярким. У героя моего повествования путь в жизни и в главном его деле – военной медицине, не был выдающимся.  Это был долгий путь честного, талантливого,  порядочного человека и профессионала высшей пробы. Поколение конца 20-х годов, к которому относится подполковник медицинской службы в отставке Спартак Дмитриевич Вохминов, хлебнуло немало лиха и в детстве, и в юности, и в прочие годы жизни. Сказать, что оно, хотя бы несколько лет, могло пожить без забот и тяжких трудов, никак нельзя.  Человек, родившийся в деревне  около маленькой станции Мураши Северной железной дороги Киров – Котлас в 1926 году,  и сегодня – бодр и активен, с вполне юношеской фигурой, никак не похож на старика ни внешне,  ни, тем более,  в плане интеллектуальном. А сколько он помнит! И ведь всё, что было с ним в жизни и службе, и о чём у него никто никогда не интересовался – наша история. История глазами одного человека, но не простого наблюдателя, а именно её творца. В этом и заключается ценность его  воспоминаний.
Особенно здорово, что мы знакомы много десятилетий – через посредство его сына, моего одноклассника Серёжи, хоть  тот и не приложил к разговору с  С.Д. Вохминовым  никаких усилий. Просто мне пришло в голову, наконец-то, что стоит поговорить о жизни с его батей. И вот он, результат…

Железнодорожное детство.
Деревня под названием Вохминова у железной дороги на Котлас, была издавна населена одними Вохминовыми – все были родственниками – ближними и дальними. Братья и сёстры, двоюродные и троюродные, сваты и дядья, бабушки и дедушки – так часто бывало в северных  русских деревнях в прошлом. Школа была на станции Мураши – туда и направился постигать науку Спартак Вохминов, сын потомственного железнодорожника, работавшего старшим диспетчером движения. Отец на этой дороге был известной личностью и уважаемым человеком. Не зря за свои труды он получал не только медали, но даже орден Ленина, что в то время было событием исключительным.

А с малолетства  мальчишку  с сестрёнкой приучали к труду – они умели делать всё, что требовалось в хозяйстве. Но и к путешествиям тянуло с детства: рассказал, например, о том, как сбежал из дома и поехал самостоятельно поездом к бабушке в 6-летнем (!) возрасте. Да ни куда-нибудь рядом, а под Котлас!     Виноват был, конечно, папа: сынок долго его просил отвезти его к бабушке, а он всё не отвозил. Эта детективная история достойна упоминания, поскольку характеризует малолетку как вполне самостоятельного и упорного в достижении своей детской цели человечка.                                                                                                                                                                           … Май месяц 1932 года. Всё вокруг тает, непролазная грязь. И  папа никак не соберётся отправить своего мальца к бабушке. Спартак видит пассажирский поезд, идёт и садится в него. В последнем вагоне он улёгся и доехал до Лузы, где когда-то жила семья Вохминовых; т.е. проехал половину пути. Зная, что поезд там стоит долго, мальчик захотел проведать знакомых, нашёл  знакомую бабушку. Произошла радостная встреча, бабушка эта Спартака накормила хлебом с мёдом, и он вернулся к поезду. А тут – начальник поезда Шерстобитов радостно встречает.  Нашёлся пострел, которого уже сутки искала вся дорога!  После звонка папе получено… разрешение ехать дальше, к бабушке. Доехал благополучно, произошла радостная встреча уже со своей бабушкой. Это было просто прекрасное лето, запомнившееся Спартаку множеством детских развлечений и полезных дел. И в ночное ходил, и навоз на поля развозил малолетний Вохминов, так что заслужил благодарность от родного дяди Вани, брата отца осенью, когда отец с остальным семейством приехал в гости.
А тут как раз пришло время идти в школу, и сразу выяснилось, что Спартак ещё и сообразительный,  жаждущий знаний ученик  – в этом я убедился, просматривая его многочисленные похвальные грамоты, хранящиеся в личном архиве. Ясно, что даже ребёнку за красивые глаза, особенно в 30-е годы,  вряд ли бы стали давать документы, удостоверяющие отличные знания, начиная с начальной школы!  А Спартак учился с удовольствием, впитывал абсолютно все знания легко, книги буквально проглатывал и, как тогда было со всеми, грезил авиацией.  Конечно, сын железнодорожника, хоть и был увлечён самолётами,  досконально знал и на железной дороге очень многое. Разумеется, первая любовь была паровоз – а у кого не было этой любви?  В юном возрасте он освоил работу кочегара и помощника машиниста – мог самостоятельно выполнять, к примеру, очень ответственную операцию – давать в котёл воду. Всё это было оттого, что парня все машинисты очень хорошо знали и всегда брали с собой в поездки – помогать и учиться. В 1939 году Спартак в числе отличников был направлен на только что созданную Горьковскую детскую железную дорогу, где всё было настоящее, а все должности исполняли только пионеры. Там была школа юных железнодорожников, где он сдал экзамен на помощника машиниста и получил вполне настоящее удостоверение. В 13 лет!
Правда была ещё одна «зазноба» — небо; ещё в средних классах, проштудировал всю известную литературу про самолёты и лётчиков, и морально был готов встать на защиту Родины именно в качестве лётчика. В 1941 году отлично  окончены  7 классов,  и горячее желание летать  привело к тому, что прочитав объявление в «Комсомольской правде» о наборе курсантов в Ростовскую среднюю специальную школу лётчиков, Спартак  отправил туда документы для поступления. Для надёжности, чтобы у руководства не было сомнений в том, что кандидат этот – парень неглупый,  не забыл и Похвальную грамоту за отличное окончание семилетки в пакет вложить. Был зачислен без вступительных экзаменов как отличник учёбы. Успел даже получить вызов  — 18 августа надо было прибыть и приступить к занятиям…

Родина в опасности!
Но неожиданно обрушилась на страну страшная война – он помнит, как  22 июня на улице слушал выступление Молотова о вероломном нападении Германии и понимал: учёбу придётся отложить! Удивительно было то, что уже 3 июля документы несостоявшегося лётчика были возвращены, правда, без самого главного  – похвальной грамоты. Школа лётчиков в Ростове была расформирована, а всю молодёжь, включая таких, как Спартак – 15-летних, вместо каникул, срочно мобилизовали на путевые работы – взрослых работников поначалу брали в армию без разбора.  Ему эта работа, не смотря на её тяжесть, была не в диковинку. Но всё же, далеко не всем ребятам она была по плечу: замена рельсов и шпал – очень тяжёлый труд и для взрослых, обученных  людей, а мальчишкам, не смотря на сокращённый на два часа рабочий день, было просто невмоготу.  Но никто не ныл – понимали, что должны своим трудом помочь победе, тем более,  что тогда казалось, что враг будет скоро разбит и победа будет за Красной армией…
На железной дороге напряжение ощущалось особенно сильно – война требовала чёткого и быстрого перемещения множества воинских грузов, и движенцам особенно доставалось; отца дома видели редко.  Мама пошла работать сторожем на местной электростанции.  Старшая сестра, закончившая школу, была взята машинисткой в политотдел Отделения дороги. Но через два года, как и многие молодые девчонки, упросила начальство отпустить её на фронт. Вот какие были времена – она воевала в женской роте автоматчиков, и Бог миловал — даже не была ранена. Впрочем, если бы не потребовалась через два или три месяца боёв машинистка, чтобы, как объяснил девчонкам комбат, печатать представления к награждениям, то, возможно,  она  и не дожила бы до Победы.  Вообще, брат гордится своей сестрой: у неё была блестящая для женщины военная карьера, хотя это, конечно же, совсем другая история.
В тяжких путейских трудах прошло первое военное лето, молодёжь кое-чему научилась. В том числе и от своего товарища Спартака – он ведь много чего уже знал и в путейских делах. Например, как достать костыль из шпалы – ведь вроде бы просто. Берёшь замечательный инструмент – путевую лапу, вставляешь её между подкладкой и головкой костыля, и надавливаешь сверху.  Но это теоретически – ещё отец учил Спартака как это делать правильно, чтобы не треснуться головой об рельс, когда лапа неожиданно выскакивает из-под головки костыля.  Многие не верили, но лбы оказались не железными – наука, впрочем очень простая, пошла на пользу. Всего-то нужно было обязательно, особенно в холодное время, когда железо влажное или мёрзлое, на подкладку насыпать немного песка или мелкого балласта. В общем, немало потрудились школьники старших классов в лето 1941 года на ремонте путей. Осенью все пошли в школу, в 8 класс.
Вообще-то, по признанию самого Спартака Дмитриевича, был  он в то время не только страшно любознательный и хваткий, но и очень бойкий и пронырливый. Вот сколько уже перечислено всего выше про его навыки, а ещё знал устройство переводных стрелок, разбирался запросто с рельсами и скреплениями, хорошо изучил, правда теоретически, всё оружие Красной армии. Выяснил так же, буквально «по ходу дела», откуда взялась фамилия  Вохминов. Оказалось всё просто – она  произошла от названия реки и даже города!
В 8 классе молодёжь стала «изнемогать» — идёт война Отечественная, а они  тут сидят, диктанты пишут, и прочее.  Конечно же, Спартак тоже всеми помыслами был там, где героическая Красная армия билась с фашистами. Усердие, старание и таланты парня, между прочим, стали заметны не только в школе. И в конце обучения в 8 классе железнодорожное руководство  по рекомендации комсомольского актива школы и района сделало школьнику такое предложение, от которого было невозможно отказаться.
Как Спартак крепил оборону страны.
В  мае 1942 года он был  назначен начальником штаба Гражданской обороны отделения железной дороги.  Если в двух словах, то это, безусловно, для такого 16-летнего парнишки,  было дело космического  масштаба!  Да что говорить – и для взрослого и опытного работника тоже. Но… взрослых уже не хватало, они были на фронте. Молодёжи 1924 года вообще осталось всего 80 человек.  Надо было выручать, хотя бы временно, руководство и самих работников дороги – требовалось проводить обучение буквально всех рабочих железнодорожного транспорта – от Котласа до Кирова, борьбе с пожарами и диверсиями, чрезвычайными ситуациями всех видов, действиям в условиях воздействия  химического, бактериологического оружия, оказанию первой медицинской помощи пострадавшим, действиям при эвакуации, и многому другому.  Конечно, потребовались дополнительные знания: в июне паренька послали на месячные курсы повышения квалификации в Казань, после чего он, облечённый широкими полномочиями и служебным удостоверением, рьяно взялся за дело.
Начал с местного депо.  Штаба, по существу, никакого не было – надо было лично работать напрямую с начальниками подразделений людей,  которых следовало обучать, а затем ещё и принимать экзамены!  Удивительное дело, особенно для нас, жителей 21 века: Спартаку удавалось ладить без шума и нервов со всеми начальниками по всей линии. Наоборот – все всегда шли навстречу молодому парню: все понимали – это остро нужно для обороны и обеспечения живучести железной дороги. Да и ответственность на каждом руководителе за вопросы гражданской обороны была немалая. Короче говоря, молва и усилия молоденького начальника штаба ГО мигом стали известны по всему участку. Везде Спартак стал своим и заимел вполне заслуженный авторитет.
Неожиданно он был вызван в военкомат и получил задачу быть старшим команды  по сопровождению молодых призывников, 80 (!) человек. Тут же выдали продаттестаты, продталоны  и кучу денег, которые  пришлось засовывать в … голенища сапог – карманов столько не было. Разумеется, через штаны, для надёжности.  На вопрос о том  где, собственно, люди,  дали ответ – в 2 часа ночи будут на вокзале.  По прибытии увидел —  стоят мальчишки, все 80 душ. Крестьянские пацаны с сидорами, чуть ли не в лаптях – всех тогда молодых мужиков уже подобрали, но они все 1924 года. Т.е. старше своего командира на 2 года.  Ну и тут же начались провокационные вопросики, типа – «Товарищ командир, а сколько Вам лет…?»
Всех посадил в пригородный поезд, благополучно доехали до Кирова.  Как «старый железнодорожник»  Спартак  всё и всех там знал, через дежурного по станции мигом решил вопрос о том, чтобы  призывники доехали до Горького. Да не просто так, а в специально прицепленном вагоне к Владивостокскому поезду (вот что значил тогда Начальник штаба Гражданской обороны на железной дороге!).  Пока шла заправка поезда водой и дровами, в вагоне все были  рассажены, накормлены и никого никуда потом не выпускали –  так  и ехали до самого Горького. Ничего, получилось:  до станции назначения добрались без единого нарушения. На перроне встречало почти всё руководство артиллерийского училища — полковник и несколько  старших офицеров.   Старший команды  доложил как надо, а они спрашивают, мол, где твоя охрана, сынок?  Спартак немного удивился,  сказал, что  один их и привёз.  «Причём вам, в училище, отдаю 40 человек (как в предписании), а остальных – в Касимов».  Переглянулись товарищи офицеры, посмотрели на  пацана недоверчиво, и повели свою толпу к себе под усиленной охраной…
Своих 40 человек пешочком  перевёл  через  мост  через Оку, нашёл там продпункт – все были накормлены. Потом – на пристань, сели на пароход, и вверх по Оке двинулись на Рязань. На подходе к Мурому в воздухе появились немецкие самолёты – город бомбили нещадно.  16-летнему командиру, облечённому властью и ответственностью, стало не по себе от такой картины: немцы пытались разбомбить большой мост через Оку. Капитан парохода, от греха подальше, приткнулся носом к берегу, чтобы людей высадить – началась паника. Все стали ломиться к сходне, пароход накренился. Капитан заорал благим матом – от крена у судна могло сломаться гребное колесо.  Своим  подопечным Спартак приказал сидеть и не дёргаться – они и сидели! И всё быстро закончилось, вместе с паникой – в мост лётчики «Люфтваффе» за всю войну так ни разу и не попали.
В Касимове военных училищ было ещё больше – три. Походили по всем, нашли своё. Принял полковник со своим ординарцем, капитаном. Зашли не территорию училища, рассадил всех на траву около плаца, вблизи старинной кирпичной казармы. Вынесли лавку, и полковник стал принимать прибывшее пополнение. Ординарец начал зачитывать список – на первую половину алфавита никого нет – все остались в Горьком.  Сразу выявилось весьма хилое физическое состояние будущих командиров.   Вот полковник называет фамилию первого – Стюрёв, и плюётся – ну и фамилии у тебя, старшой!  Взяв за грудки кандидата в командиры, тряхнул, и даёт команду – этого в «зелёную». Т.е. «не годен». И так им были «забракованы» шестнадцать привезённых Спартаком призывников. Остальных в училище оставили, и вместе с наиболее «зелёными», пришлось Спартаку двигаться обратно.  Перед уходом полковник специально отвёл в сторону юного командира, и уточнил – действительно ли он один привёз такую большую группу молодёжи… Всё не верилось начальству, что мальчонка, по сути, такое смог в одиночку…   «Ты давай-ка учись, школу заканчивай, и сразу к нам в училище – возьмём сразу!» — пообещал он.
В ожидании парохода на Касимовской пристани пришлось толкаться целых три дня, после чего в Горьком снова сели на поезд и прибыли в Киров. Так Спартаку  не полностью удалось тогда усилить оборонную мощь страны…

Время серьёзных решений.
Прибыв домой, вышел на службу – штаб  ГО заждался. Некоторые были удивлены, потому, что считали, что малец сбежал на фронт после выполнения поставленной задачи. Но долг есть долг – надо было трудиться там, куда поставили.  Да и… школьник ведь. Так и работал парень до ноября, потом пришлось должность эту оставить – пора было снова в школу, в девятый класс. Написал заявление. Начальник подписал, и его уволили.  Но тут же бывшего начальника штаба ГО на железной дороге «захомутал» город: требовалось обучать и  гражданское  городское население всему тому, что составляет гражданская оборона. И вот школьники после школы по домам, а Спартак по вечерам – на занятия по пожарной безопасности, первой медицинской помощи, эвакуации, и множеству других нужных дел… Нагрузка была солидная, причём не только теоретическая.
Однажды, после проведения очередного занятия в одном из предприятий, оказался Спартак около железнодорожных путей, где начал движение грузовой поезд на Киров. Вагоны стучат по стыкам, уходят по стрелкам и удаляются, набирая скорость. Вдруг около поезда появился какой-то паренёк ФЗУшник, и на глазах у Спартака сделал попытку запрыгнуть на тормозную площадку. Как это часто бывает, когда человек пытается шутить с железной дорогой, сноровки ему не хватило. Схватил  рукой за рычаг тормоза,  а ноги остались внизу.  Подтянуться  не успел – зацепился за стрелку, и его сорвало под вагонное колесо. Ноги у парня не стало.
Именно тут, впервые в жизни, Спартак Дмитриевич, не смотря на явно «зелёный» возраст, сумел не только преодолеть страх и оцепенение, но и быстро принять решение, достойное квалифицированного медицинского работника и знающего специалиста гражданской обороны.  Он подбежал, снял свой брючной ремень и наложил жгут на обрубок ноги потерпевшего. Потом позвал на помощь. Но кого прислали из станционной поликлиники – двух старушек с носилками! Ведь все трудоспособные не только мужчины, но и женщины, были куда-то призваны и где-то использовались на более важных для воюющей страны рабочих местах.  Попросил пару человек в депо, парня отнесли на перевязку, а следующим поездом недоучившийся работник железнодорожного транспорта был отправлен в Киров.  Говорили, что остался жив: сам  же Спартак Дмитриевич вспоминает, что совершая действия первой в жизни, к слову, настоящей медицинской помощи тяжело травмированному человеку, был спокоен и твёрд.  Можно сказать с уверенностью, что это воистину основное качество врача — хирурга!
Вдвоём со своим другом Димкой, эвакуированным из Ленинграда, решили написать письмо Начальнику Ленинградской военно-морской медицинской академии, находившейся совсем рядом с ними – в Кирове. В письме было буквально следующее: «Мы, такой-то и такой-то, учащиеся 9 класса средней школы. Нам по 16 лет. Примете ли Вы нас в академию?»  И ведь пришёл ответ от самого начальника, в котором было написано: «Приезжайте с аттестатами зрелости – примем на общих основаниях.  Генерал-майор Иванов». До сих пор жалеет ветеран, что не сохранил то письмо…
Но отступать не хотелось, и в январе 1943 года друзья засели за учебники. Надо было попробовать закончить школу экстерном – невозможно было ждать почти два года!   Благо оба были вполне «башковитыми» ребятами. На педсовете, к счастью, было полное взаимопонимание, тем более, что  оба действительно были по-настоящему круглыми отличниками. Отзывы всех учителей были тоже отличными, и они сдали  все предметы за 10 класс экстерном, обучаясь в 9-м!  Преподаватель-экзаменатор, математик  Николай Васильевич, работавший до войны в институте, их учительнице математики Зое Константиновне заявил: «Эти мерзавцы всё на пятёрки сдают…!»  Это была его «похвала» поверх Почётных грамот за успехи в учёбе…
Спартак Вохминов  получил «Золотой» аттестат, до сих пор хранящийся у него дома, и они с другом Дмитрием ближе к лету появились в академии. Город Киров встретил неласково – секретарь, принимавшая документы, сказала им… готовиться к экзаменам, в то время, как таким отличникам существовала льгота – их брали без экзаменов. Она быстро развеяла их сомнения и возможные вопросы: «Нам надо принять двести человек. А  только с «Золотыми» аттестатами прибыло… двести!»…
Однако им-то что – море по колено; всё равно сдадут!  Так и получилось – Спартака приняли  безоговорочно – он сдал все экзамены хорошо, у Димки были успехи похуже, но он тоже поступил. Учились пять лет – до 1948 года. Как только освободили Ленинград в 1944 году, академию возвратили на старое место, начали восстанавливать всё уничтоженное. Вначале курсанту Вохминову поручили отремонтировать… полуторку. Машина была «доходная» — разобрал он её до винтика, потом собрал, заменил кое-что, и она поехала. Потом плотничал; в общем, чем только не занимался будущий врач, не считая, конечно, учёбы по специальности. Так, совершенно не заметно, и перешёл на второй курс.
Больше всего Спартаку понравилась хирургия: он искренне уверен до сих пор в том, что каждый военный врач должен быть, прежде всего, хирургом. Ведь война – это травматическая, буквально, эпидемия.  А какие были  прекрасные преподаватели – о них он может рассказывать часами!  Появилось много друзей, товарищей. Отличительной особенностью коллектива не только курсантов, но и преподавателей, было большое количество евреев, о чём Спартак Дмитриевич вспоминает со смехом. Потому что, в принципе, никто не выяснял и не акцентировал на этой особенности учебного заведения внимания. Тем более, что среди преподавателей большинство были выдающиеся учёные – врачи, настоящие профессора своего дела, учиться у которых было настоящим счастьем для будущего врача.  В целом, очень талантливы были и однокашники, многие из которых со временем стали маститыми учёными в различных направлениях медицины. Его самого, по свидетельству Спартака Дмитриевича, сами его однокашники-евреи по началу принимали… «за своего»; слишком уж  он мало отличался в своих талантах в учёбе, и даже в шахматах выглядел не хуже основной «еврейской» массы… Конечно, всё это были шутки: жили курсанты всегда очень дружно, и в своём деле освоения медицины как специальности все были равны перед  Богом и людьми. А вспоминает мой герой всех своих друзей-однокашников очень тепло – вне зависимости от принадлежности к какому-то народу…
На втором курсе он уже давал наркоз  под наблюдением специалиста, а затем самостоятельно. Через полгода во время операции профессора, именно ему поручили давать наркоз пациенту. Теперь эта специальность называется анестезиология.  Тогда, да и теперь тоже, такие специалисты  были на вес золота – ведь без них ни одна серьёзная операция не возможна.
На его глазах возвращались доучиваться не многие из уцелевших старших курсантов, ранее отправленных на фронт. Им руководство академии гарантировало продолжение учёбы в любом случае. Большинство из них воевало в строевых подразделениях как рядовые солдаты, лишь некоторые были использованы на должностях медработников; их рассказы тоже были серьёзной наукой тем, кому не довелось оказаться под огнём противника…
Без особых проблем любознательный курсант основательно усвоил и другие медицинские навыки и специальности, что немало пригодилось ему во время службы на кораблях, дальних и ближних гарнизонах, и воинских частях. Годы учёбы пролетели незаметно…
На флоте Тихоокеанском.
Хоть и давно это было, но хорошо помнит Спартак Дмитриевич ту приподнятую обстановку в академии, когда большая группа молодых врачей военно-морского флота, рвавшаяся «в дело», летом 1948 года получила пахнущие типографской краской Дипломы и облачились в новенькую офицерскую форму с флотскими кортиками на длинных ремешках. Всё – теперь за дело, причём дело всей жизни!
Назначение на должности тоже имело особенности: практически все друзья-евреи оказались инфильтратами, т.е. имели в лёгких характерные точки, видимые при рентгеноскопии. Эти точки – грозное предупреждение по части возможного развития туберкулёза, поэтому и места службы таким докторам определялись соответствующие, тёплые. Завидовать абсолютно здоровым было, конечно, особенно нечему, но 13 человек с  курса были назначены в Крым, на КЧФ и другие части флота.
Позже, один из друзей Спартака – Паша Вайнштейн со своей «точкой», занимавший капитанскую должность в одном из Крымских стройбатов и жаждавший «маршальского жезла», правдами и неправдами уговорил начальство направить его на Дальний Восток. Просьбу уважили, но там ему стало хуже настолько, что пришлось интенсивно лечиться и искать ходы назад…
А молодого врача Вохминова назначили в знаменитую Гвардейскую бригаду торпедных катеров Краснознамённого Тихоокеанского флота, которой командовал Герой Советского Союза капитан 1 ранга Лев Николаевич Пантелеев. Именно его герои — катерники сумели  в 1945 году провести выдающиеся десантные операции по захвату оккупированных японцами корейских портов Пусан и Сейсин.  Лейтенант  получил назначение на должность  начальника медицинской службы  отдельного Гвардейского дивизиона торпедных катеров этой бригады, которым командовал капитан 3 ранга Маслов.   Правда, приступить к выполнению своих обязанностей удалось не сразу: нашлись хитрецы, как например начальник отдела кадров подполковник Аликин и начальник медицинского службы Тихоокеанского флота подполковник Шпикин, которые  захотели «зелёного летёху» воткнуть туда, где даже по дальневосточным меркам был полный «мрак» и должность была капитанской.  Позже выяснилось, что в это «престижное» место в дивизион на майорскую должность Аликин  со Шпикиным хотели назначить кого-то своего.  Но Вохминов, хоть и был тогда  совсем молоденьким парнишкой, кое в чём уже давно соображал, палец в рот никому не давал, и вообще – бывал под бомбёжками. Он упёрся. Идти в пехоту, даже на медслужбу, отказался. Три дня молодой доктор отстаивал своё право на назначение на должность согласно предписанию, выданному в академии. И добился  своего! Заимев, разумеется, настоящих врагов.                                                                                                                                                                      Бухта     Разбойник  — знаменитое место базирования флота во Владивостоке!  Конечно, престижное оно было в кавычках, тем более, что предстояло отвечать за состояние здоровья, санитарную и эпидемиологическую обстановку воинской части, в которой было почти пятьсот человек!
За той горой, что Чуркин мыс
Какой-то чёрт создал Уллис…
Это крылатое и всем известное четверостишие, гулявшее по Владивостоку, было именно  про ту самую бухту.  18  американских торпедных катеров  типа «Воспер» и пара плохоньких «Комсомольцев» составляли главное оружие соединения.  Штаб, береговая база, множество тыловых, технических и прочих подразделений, жилой городок с семьями офицеров – работы целое море! Взялся на наведение чистоты и порядка в расположении.
Режим службы в дивизионе, как и в бригаде, был напряжённый. Глубокой осенью катера из воды доставал плавучий кран и устанавливал на стапеля. Начинался ремонт и обслуживание, а личный состав погружался в боевую и политическую подготовку. Это было очень сложное время учёбы в береговых условиях – собрания, заседания, вперемешку со спортивными соревнованиями, лыжными кроссами и отработкой спортивных и прочих нормативов. Работы у медицинской службы было очень много, и вспоминает это замечательное время Спартак Дмитриевич с большим удовольствием.  Тут пригодилась разносторонняя подготовка, полученная в академии – лечил больных  и как терапевт, и как хирург — приходилось даже роды принимать. Потому, что был отличный коллектив и замечательные начальники,  служба была укомплектована специалистами-фельдшерами, и командиры подразделений прислушивались к требованиям молодого начальника медицинской службы. В итоге, состояние здоровья и заболеваемость личного состава дивизиона было хорошим.
Весна – пора открытия навигации дивизиона. Катера – на воду,  и высокая боевая готовность — главная задача и бригады и дивизиона.  Ведь международная обстановка и особенно отношения с бывшим недавно союзником – США, натянутые. Ожидаются как минимум, провокации. Совсем другие задачи и ритм служебной деятельности – ежедневно на боевое патрулирование уходят от трёх до шести катеров, офицеры штаба и служб имеют задачу выходить в море для контроля и оказания помощи. Не был исключением и молодой начмед: выход в море – одна «шишка .  До 20 выходов в море за месяц на боевое патрулирование в составе экипажей торпедных катеров бывало у начальника медицинской службы!  Т.е., до 20 «шишек», говоря по-простому. За эти выходы в море офицерам полагались наборы продовольствия – шоколад, сахар, печенье, чай и прочее, которые и именовались «шишками». Всё это делилось всегда по-братски: офицеры для детей брали только шоколад. Всё остальное с удовольствием употреблял личный состав.
А матросы в то время служили 1924 года рождения,  и служили уже по семь лет, некоторые  – участники войны с Японией!  Народ был крепкий,  а госпиталь был в 15 километрах. Поэтому, если нужна была серьёзная помощь, приходилось обращаться туда, но молодой врач трудился на совесть: даже  делал сам и некоторые операции, договариваясь с госпитальными коллегами о времени, медикаментах и операционном материале. Привозил в госпиталь своих больных, и в договорённое время проводил операции самостоятельно. Получалось хорошо, потому, что военный врач – по его мнению, обязан быть разносторонним специалистом, умеющим оказать помощь в любой ситуации. Если бы все доктора были бы такого мнения…
В 1950 году в молодой семье родился сын Серёжа – мой будущий однокашник в последней моей,   10-й школе в Феодосии.

Крымская медицинская эпопея.


Неожиданно тяжело заболела супруга молодого офицера – причиной оказался случайный туберкулёзный контакт в конце войны.  Встал вопрос о перемене места службы. Пришлось оставить любимое дело и руководство службой, в которую начмед вложил уже немало своих душевных и физических сил. Медицинские «рулевые» в кадрах немало «помурыжили», прежде чем, всё-таки, предложили перевод в Крым, в Феодосию.
В 1951 году Спартак Дмитриевич был назначен  начальником медицинской службы отдельного ракетного дивизиона береговой обороны Краснознамённого Черноморского флота, которым командовал известный с Великой Отечественной войны артиллерийский командир, полковник Дмитриев.  Располагалась часть на Песчаной балке, вдали от города. Пять батарей дислоцировались на значительном протяжении береговой полосы, что создавало множество трудностей для организации нормальной жизнедеятельности вообще, ну и, конечно, и по медицинской части тоже. Состояние медслужбы – по признанию нового начальника, было «аховым». Вода – привозная, бытовые условия для личного состава плохие, всё временное. К сожалению, и командование не прилагало каких-либо усилий для поддержания в своих подразделениях хотя бы элементарного порядка.  Поэтому и помощи медицинской службе оказывать никто из командиров не торопился. Всё это происходило на фоне страшной засухи 1951 года – все ручьи, озёра и озёрца, включая знаменитое озеро с лечебной грязью Аджиголь вблизи Приморского, полностью высохли. На месте болот торчала трава и камыш. С водой тогда в  Восточном Крыму было очень плохо: никаких водохранилищ ещё не было, рек тоже.  Древний Субашский источник, вода которого когда-то была дарована Феодосии её великим гражданином  И.К. Айвазовским,   по-прежнему давал городу воду, но ведь  только городу, и в небольшом количестве. Военным, да ещё в районе Песчаной балки, приходилось выживать на привозной воде не лучшего качества. Проблем, короче говоря, было масса. Возникла сложная эпидемиологическая обстановка, перешедшая и в следующий, 1952 год.  Крым постигло настоящее бедствие – неурожай практически всех сельскохозяйственных культур создал значительные трудности и в продовольственном снабжении. В такой обстановке мгновенно расплодились грызуны всех мастей и видов. А это, как известно, самый простой и надёжный путь к эпидемиям, особенно в местах большого скопления людей.  К счастью, приложив много усилий и настойчивости, медицинской службе вместе с командирами удалось избежать в эти засушливые годы эпидемической вспышки.
Но вот наступил 1953-й год, и вдруг – новая напасть! Обильный, не прекращавшийся длительное время, снегопад с морозом и пургой. Дороги, в том числе железную, замело. Машины и поезда встали. Люди, не имевшие тёплой одежды, топлива для печей – замерзали. В полях  стали гибнуть стада овец, и колхозы обратились за помощью к военным. Командование танкового полка пошло навстречу – в поля послали танки, которые утаптывали снег, куда пастухи сгоняли несчастных животных. Феодосийская бухта частично замёрзла, возникли торосы – на первый взгляд экзотика.  И в этой обстановке приходилось работать.
…Ночной звонок от фельдшера батареи, находившейся в Черноморском: один с температурой 40, второй – с аппендицитом. Что делать?  Ребус начальник медицинской службы решает тоже по телефону: фельдшеру даётся команда дать один грамм аспирина больному с высокой температурой, а по больному с аппендицитом он доложил руководству. Добираться  из Феодосии до Чаудинского маяка километров 60, вокруг сугробы и дороги нет. Ни один начальник на его доклад не отреагировал – все, полный штаб – оказались занятыми! Тут звонит оперативный дежурный базы с требованием… принять меры по оказанию помощи больному! Что делает товарищ капитан медицинской службы?  Он идёт к соседям, пехотинцам в госпиталь, за помощью – ведь нужен транспорт, кроме того,  в медслужбе дивизиона не было  штатного хирурга. С главврачом, разумеется, хорошие и деловые отношения, но требуется не только автотранспорт, но и комплект стерильного хирургического инструмента.  Коллега советует, всё-таки, отвезти солдата в … Керчь на операцию. И инструмент хирургический  не даёт – видимо, боится ответственности.  Так бывает. Но ведь дороги-то вообще нет, и как пробиться до Черноморского начальник медицинской службы ещё и сам не знает, но ясно одно – дорожка будет не простой, а времени мало. Итак, ситуация занимательная: ни один начальник, включая начальника базы, политотдела и медслужбы, никакой помощи врачу не оказывают, но требуют, чтобы медицинская помощь была оказана!
Пехота помогла –  на ночь глядя к нему на улицу Листовничную, где жила тогда семья Вохминовых, приехала машина. Водитель, предусмотрительно одетый в полушубок, долго полз через сугроб, чтобы постучать в окошко. Достучался, поехали. Часа два пробивались через сугробы и почти вслепую до санчасти на Песчаной балке в родном дивизионе. Фельдшеру срочной службы Димке был дан приказ открыть сейф, где хранился спирт: товарищ капитан, одетый в шинель, чуть не «дал дуба» на этом замечательном пути. Поэтому только стакан спирта смог привести его в состояние, пригодное для дальнейшего следования через сугробы и пургу к пациенту, нуждающемуся в срочном оперативном вмешательстве. У фельдшера нашёлся сухарь, после употребления которого его начальник двинулся в ночь на пехотном «козле», оставив своего подчинённого в полном ступоре…
Описывать движение автомобиля ГАЗ-69 глубокой  февральской ночью 1953 года  по сугробам вперемешку с грязью, а так же описывать чувства и ощущения капитана Вохминова и его водителя (а ведь всё-таки, приморозил ногу!) не станем.  Когда они въезжали на Гермень (довоенное название этого места) в расположение части, громкоговорители оповестили время – 7 часов утра.  Дорога  туда заняла семь часов!
Никто, разумеется, доктора там не ждал и, более того, никого в части даже не предупредили о том, что люди прорываются на помощь больным. Поэтому было некоторое удивление командиров. Слава Богу,  у одного военного температура была уже в норме, но у второго был явно острый аппендицит. И тут вдруг… небо открылось и засияло солнце, и, как это обычно бывает в Крыму, всё и сразу потекло! Мигом  исчезли сугробы, возникла непролазная грязь, создав новые трудности. После заправки и подготовки больного и машины принял начальник медслужбы, пожалуй, единственно верное решение – прорываться в ближайшее медицинское учреждение, т.е. в Феодосийский госпиталь.
Дабы доехать побыстрее, и при этом не сидеть в грязи, требовалась… скорость.  Не взирая на препятствия в виде луж.  Для этого водитель положил на капот и закрепил там лобовые стёкла, чтобы – как он пояснил, « всё летело поверху»…
Военного уложили и закрепили на доске внутри машины, опустив спинку правого переднего сидения: подготовка была закончена, и водитель нажал на газ. Надо сказать, что машина ГАЗ-69 – это замечательное изобретение советских автоконструкторов. Она обладала превосходной проходимостью и мощной тягой; думаю, что ни один современный Российский джип не смог бы тащить за собой 45-милиметровую пушку.  ГАЗ-69 тащил, легко.  Но… это был не болид, и скоростью он явно не блистал. И, тем не менее, машина под руководством капитана медицинской службы С. Вохминова, иногда ныряя в глубокие лужи и преодолевая крымскую грязь, сумела ни разу не остановиться. В итоге, часам к 15 того же дня, этот самоходный кусок грязи с тремя живыми людьми, появился на улицах удивлённой Феодосии. Больного доставили прямо на операционный стол. Операция была успешно проведена – парня спасли…
В конце  1953 года врача Вохминова перевели на новое место службы  в – Феодосийскую военно-морскую базу (командир адмирал Сиротинский), в бригаду  опытовых кораблей.   На Песчаной Балке тепло проводили на новое место службы.  Практически его туда списали  по причине тяжёлого положения супруги – что означает такой фактор для служебной карьеры офицера, к счастью, знают не все.   Третий дивизион был противолодочный, считался боевым.  Корабли использовались для испытаний нового и модернизированного оборудования, оружия и техники.  Командир части был капитан 1 ранга Канученко, с которым врач  этого дивизиона  питался  в одной кают-компании тральщика.  К несчастью, снова произошло обострение болезни жены.  Пришлось её отправить в Ленинград, в медицинскую академию на лечение – с ней поехать не разрешили в связи со сложной международной обстановкой – шла война в Корее, и флот был в полной боевой готовности.  Когда её взяли на кафедру туберкулёза академии,  за неё  взялся простой капитан медицинской службы Молоков, не имевший научных званий, но обладавший большим врачебным опытом со службы на Дальнем Востоке.  Это был великий «туберкулёзник» в самом лучшем смысле этого термина! Позже ему дали кафедру (!), и поэтому была надежда на благополучный исход, хотя положение было тяжёлым.  Временно состояние жены улучшилось…
Дивизионная служба запомнилась масштабами работы по обеспечению боевой готовности части путём поддержания хорошего здоровья матросов и офицеров. Спартак Дмитриевич был в своей стихии и не жалел ни своего времени, ни сил для достижения успеха. Своих пять подчинённых майоров (!) медицинской службы, готовившихся к выходу на пенсию, капитан «строил» и требовал с них как полагается, не смотря на шуточки при построениях на подъём флага. «Товарищи майоры, смирно! Капитан идёт…»   После увольнения выслуживших свои сроки службы майоров, в подчинение врачу дивизиона офицеров уже не назначали. Произошло изменение штатов медицинской службы, и пять вакантных медицинских должностей стали исполнять матросы срочной службы с медицинской подготовкой. Что, впрочем, нисколько не ухудшило успешную работу медслужбы в дивизионе – и на берегу и в море бывал капитан Вохминов, организуя, обеспечивая и контролируя жизнедеятельность личного состава.
Два года было отдано дивизиону, и задумался товарищ капитан о дальнейших перспективах службы. Надо сказать, что в условиях тёплого Крыма и Черноморского флота, они не особенно просматривались. Правда, появилась вакантная должность начальника инфекционного отделения в Севастопольском  госпитале, подразделение которого было и в Феодосии.  Но руководство хотело иметь «факультетчика»,  т.е. врача, имевшего образование инфекциониста с академическим образованием.  Опытных врачей, которые вполне были в состоянии справиться с такой работой, было достаточно, но далеко не всякий хотел браться за такую, скажем так – грязную и достаточно опасную работу.   В терапии, например, служил ординатором  И.В. Шквиря, замечательный специалист – инфекционист, или другой корифей и старый друг Спартака – Г.А. Яровинский,  была опытная Татаринова, и другие спецы – однокашники — никто не захотел туда идти. Через самого Шуйского – начальника медицинской службы Феодосийского гарнизона, через «давление» лучших умов друзей-медиков, через отдел кадров медицинской службы флота, назначили, наконец-то, Спартака Дмитриевича на эту тяжкую должность!  И ведь был и авторитет и опыт богатый у человека, но… Шёл 1955 год, и до «разгона» Советской армии оставалось совсем не много…
Став начальником такого серьёзного отделения,  Вохминов проявил себя как принципиальный, требовательный и до придирчивости дотошный специалист.  Получил очередное воинское звание «майор». Когда начальник медицинской службы флота прибыл с проверкой инфекционного отделения, то тут же был одет в халат. Выразил большое недовольство, но одел. «У вас что тут за безобразие?  Тиф что ли…?».   Спартак Дмитриевич, который никогда за словом в карман не лез, чётко доложил: «Так точно! Три  случая есть».  Начальник сразу изменился в лице, быстро прошёл по коридору и покинул отделение – замечаний больше не оказалось.                                                                                                                                                                      Возникла необходимость в получения специализации – наука не стояла на месте, и Спартак Дмитриевич чувствовал в этом необходимость. Но ведь адмирал Сиротинский -то не чувствовал – просьбы и аргументы врача отвергал.  «Ты уже одну академию закончил, хватит тебе.  Иди, работай…».
Тут как раз наступили крайне тяжёлые времена для Советской армии вообще – сверхмиролюбивый Никита Сергеевич Хрущёв одним махом сократил вооружённые силы огромной страны на многие сотни тысяч офицеров.  Пошло сокращение и в медицинской службе Феодосийской военно-морской базы.
В 1956 году госпиталь разогнали, шестнадцать квалифицированных медицинских специалистов были вынуждены наниматься кто куда.  Спартаку Дмитриевичу повезло, его  не уволили – перевели начальником медицинской службы береговой базы (Бербазы) Феодосийской ВМБ Краснознамённого Черноморского флота. Новым командиром  базы  там как раз назначили капитана 1 ранга Гришко — очень жёсткого, резкого начальника, которого все сразу стали бояться. Но не наш герой – к тому времени военно-морской врач Вохминов видел столько всего и стольких начальников, что уже мог себе позволить ради дела и не робеть ни перед кем.
За дело взялся как обычно – рьяно, потому, что первый вывод был неутешительным – многовато больных!  Чтобы в часть случайно не проникали больные посетители, на КПП он решил поставить санинструктора; никто, кроме матроса-почтальона, не мог прибыть в часть, не пройдя краткого медосмотра. Командир присматривался, присматривался, но… не запретил.
…Эпидемия гриппа зимой 1957 года охватила военно-морскую базу и весь гарнизон Феодосии неожиданно. Сотни солдат, матросов и офицеров сходу попали в лечебные учреждения, и возникла угроза боевой готовности вообще.  Все схватились за головы, а начмед прибыл к командиру и предложил ввести дополнительно  временную отмену увольнения в город и отпуска военнослужащим срочной службы.   Гришко, подумав, согласился, и Спартак Дмитриевич именем командира обеспечил драконовский пропускной режим на территорию части: теперь все входящие на территорию  из города могли это сделать только через санчасть, где проходили короткий медосмотр. Положение моментально стабилизировалось. Получилась интересная картина: вокруг во всех частях ВМБ  и в гарнизоне сотни больных, а на береговой базе полный порядок!  Командир был доволен.  Конечно, так долго быть не могло: через пару недель нашлись политработники, которые начали  «пилить» и сумели внушить командиру острую необходимость отмены такого строгого режима и, в первую очередь, отменить запрет на городские увольнения матросам.  Гришко «сдался».                                                                                                                                                                             И уже в понедельник, после выходных, начальник медицинской службы Бербазы  доложил командиру, что в  медицинские учреждения в связи с заболеванием гриппом помещено… 130 матросов и старшин!  Вот тут-то командиру пришлось крепко почесать в затылке!  Но, всё-таки, признавая свою ошибку, он сказал прилюдно Вохминову: «Вы были правы насчёт строгого карантина. Надо было подождать ещё немного…»
Так начинался «набор очков» врача Вохминова у очередного командира. В целом, он быстро понял, что его начмед мужик деловой, хваткий и умелый. Слов на ветер не бросает и многое может. Даже возникший вопрос о таком, вроде бы, простом и житейском мероприятии, как рыбалка – и тот оказался для Вохминова  легко решаемым. А ведь ни времени, ни особых навыков у капитана 1 ранга не было – только большое желание. В этом благородном деле Спартак Дмитриевич проявил себя как всегда блестяще. Принёс прямо в кабинет командира массу снастей для ловли ставриды (а какая вкусная ставридка ловится вблизи крымских берегов в сентябре – пальчики оближешь! Для тех, кто понимает…) и там же, предварительно закрывшись, провёл с Гришко первое инструктивное занятие по оснащению крючков самодура. В общем вскоре, полностью оснащённые для замечательной рыбалки, командир с Вохминовым, а так же некоторыми, лично приглашёнными на борт катера офицерами базы, они отбыли в район побережья, который по-Вохминову, являлся «рыбным местом».
На самом деле это место хорошо известно очень многим теперь; может быть тогда, в 50-е годы, это было не так. Но у мыса Киик-Атлама и мне самому доводилось «дёргать ставридку» под руководством моего замечательного, ныне покойного, тестя – капитана 1 ранга Николая Игнатьевича Григорьевского… И хорошо клевала рыбка!
С тех пор рыбалка для командира стала важным фактором поддержания высокого морального состояния руководства Бербазы, и он в совершенстве освоил это, в общем-то, нехитрое, но азартное дело с помощью своего начмеда. Разумеется, и отношения между ними установились особые. Как правило Гришко, завидев входящего в штаб Вохминова, приказывал ему зайти. А в кабинете случались краткие обсуждения  вопросов рыбалки – оснащения, приёмов и методов. Однажды, открыв свой сейф, капитан 1 ранга достал из него настоящее сокровище для советского рыбака – японскую леску, переданную ему каким-то родственником, ходившим в загранку. Вохминову было позволено отмотать столько, сколько нужно для четырёх «самодуров».  Спартак Дмитриевич взял шесть метров, пару из которых я лично видел у него дома в августе этого, 2012 года…
А в это время где-то в недрах штаба и медицинской службы флота неспешно решался вопрос о разрешении  подполковнику медицинской службы Вохминову прохождения специализации инфекциониста в Военно-медицинской академии. Через немалое количество друзей-товарищей и однокашников ему было известно, что вопрос хоть и медленно, но решается.
И вот к трапу готового к отходу катера, на котором уже собрались на рыбалку командир и ряд приближённых руководителей с Вохминовым, подбежал врач 165 дивизиона Петька Гальянов, и громко шепчет, что, мол ты сейчас, если я тебе что-то скажу, никуда не пойдёшь… (Рассчитывает явно с этой новости что-то получить булькающее, «за воротник»). Но не тут-то было: Вохминова на мякине не проведёшь – он и так знает, что вот — вот должно прибыть разрешение Командующего КЧФ на откомандирование его на учёбу в академию. И он заявляет: «Вот тут мой командир находится – всё только от него зависит. Если он разрешит, то останусь, не пойду на рыбалку. Разрешит – сойду с корабля…».
Расчёт был точный. Командир, не долго думая, заявил: «Ладно, давай все твои грузила и крючки, и уё…й!», что и было немедленно исполнено.
Так начальник медицинской службы Бербазы Вохминов оказался слушателем курсов повышения квалификации инфекционистов, и роль командира тут была высока: он, конечно же, сумел оценить способности своего начмеда не только с точки зрения рыбалки…
… Пролетели месяцы учёбы в родном учебном заведении. Программа была усвоена на «отлично», и, получив дополнительно квалификацию инфекциониста, Спартак Дмитриевич возвратился в Феодосию.  Как водится, обстановка там изменилась, потому, что «свято место пусто не бывает» — его место начальника оказалось «временно занятым».  Сделал ознакомительную «пробежку» по военно-медицинским объектам гарнизона.
Оказалось, что уже восстановлена военная санэпидстанция, и он направился туда. Произошла тёплая встреча с однокашником – Сашей Криницким.  «Саша, ты тут начальник?» — вопрошал Спартак. «Что ты – Лев там!» — отвечал старый друг. Это означало, что начальником уже являлся один из «матёрых» спецов в этой области военно-морской медицины и один из «светил» местной медицины вообще, подполковник медслужбы Лев Альтговзен. Поговорили по-дружески, хотя тот и заканчивал академию на три года раньше обоих. Сходу в специальность «вклиниться» не удалось…
Но Бербаза ещё нуждалась в услугах своего начальника медицинской службы, да и командир, конечно же, способствовал его возвращению. Прослужил он в этой части, без малого пять лет, продолжая добросовестно работать, сохраняя здоровье многочисленных подчинённых.
Следующим, очень значимым для части делом, было, конечно же, строительство собственной санитарной части. Собственно говоря, вблизи нового кирпичного здания штаба части, существующего до настоящего времени, у забора находился старый деревянный барак – не то склад, не то объект для будущего пожара.  В это время санитарная часть располагалась в малопригодном  одноэтажном стареньком здании на улице 8 марта, куда заболевших матросов нужно было водить пешком. Это было не всегда удобно  и даже  вредно с точки зрения врача. А тут, под боком, простаивает ещё вполне пригодное здание – только руки приложить. А с руками, да и с головой у начмеда, как известно, всегда был полный порядок.
Доклад командиру был аргументированный, с деталями проекта. Гришко засомневался: «А где я возьму специалистов? А материалы?»… «Это мои вопросы, товарищ командир!» — заявил Вохминов. И Гришко «благословил» и выделил грузовую машину.
Специалистов Спартак Дмитриевич легко набрал на кораблях. Побеседовав со всеми командирами тральщиков и прочих, более мелких посудин, он быстро выяснил, что нужных спецов там вполне достаточно. Например, электрики, сантехники и другие плотники водились практически на всех кораблях третьего дивизиона, где он по-прежнему был абсолютно «своим». С любым командиром договаривался очень быстро: «Вася, ты ведь ещё первую задачу не сдавал?» — «Нет ещё» — отвечает командир тральщика. «Так вот, пока ты её не сдашь, вот этот электрик тебе абсолютно ни к чему на корабле, а мне надо сделать проводку в санчасти» — и вопрос отпадал сходу.
Молва мигом облетела все корабли и подразделения базы – как же, на сооружение санчасти можно и нужно было потрудиться как следует, и в этом деле и у командиров и матросов было полное единодушие.
Группа матросов  из двенадцати квалифицированных спецов быстро формировалась параллельно с поисками материалов и оборудования – ветхое здание изрядно протекало, имело весьма сгнившие окна без стёкол, про двери и полы тоже ничего хорошего сказать было нельзя.
Обладая поистине огромными связями в Феодосийском военно-медицинском сообществе, узнать где и что имеется нужного для ремонта и оборудования санчасти Бербазы, для доктора Вохминова ничего не стоило. Поэтому разбираемая на слом казарма стройбата сразу стала поставщиком вполне годных стройматериалов — окон, дверей, доски  и даже сантехники. Начальник медслужбы подполковник Вохминов не любил что-то делать кое-как, а любил только хорошо. Или, в крайнем случае, никак. Поэтому в каждом из будущих кабинетов врачей и процедурных устанавливались умывальники с раковинами, внутри здания сооружался туалет. Словом, работа только закипела, как… явился заместитель командира по тылу с вопросом: «Откуда?!»
Тогда приватизации ещё не было, а был простой отбор. Чем и занялся тыловой начальник, мотивировав своё решение острой необходимостью замены сантехники в … штабе!   Спартак Дмитриевич, по своей природе человек не обидчивый и умеющий вникать в чужие проблемы, просто дал команду привезти… ещё сантехники из разрушаемой стройбатовской казармы. И все свои задумки и планы по оборудованию санчасти выполнил, да всего-то недели за две! Это был блеск медицины Бербазы на фоне нищего обеспечения материалами и оборудованием флотского  тыла  и, кроме того, конечно же, организаторского гения  лично начальника медицинской службы.                   Собственно говоря, слегка поспешу с выводами по этому поводу, но не могу просто этого не сделать: на таких людях, как подполковник Вохминов, с их инициативой,  предприимчивостью,  впечатляющей работоспособностью и профессионализмом, в те далёкие года строительства «развитого коммунизма» в условиях громадной страны, основные усилия которой были направлены на поддержание своей высокой оборонной мощи на фоне американской угрозы, и держались все вооружённые силы и флот, в том числе. Такие, как он, могли сделать буквально всё для пользы службы. И Спартак Дмитриевич делал, и делал отлично, ничего не прося в замен.
Санитарная часть Бербазы вмиг стала образцом на всём Краснознамённом Черноморском флоте: внутри всё было сделано и оборудовано с душой; кабинеты врачей, приёмная и процедурные кабинеты имели индивидуальные умывальники, под стать было и качественно выполненное профессионалом электрооборудование, что было немаловажно в старом деревянном здании. Внутри оборудовали туалет, душевую.   Не были забыты, разумеется, и будущие пациенты —  кровати с панцирными сетками и поролоновыми матрацами в то время на флоте были далеко не везде. Молва, как водится на флотах и армиях, понесла эту новость вплоть до стольного града Севастополя. Не преминул зайти  при случае для проверки этой молвы лично Командующий КЧФ адмирал  В.Касатонов. Оценку поставил отличную, и санчасть Бербазы в 1958 году уверенно заняла первое место среди медицинских учреждений флота. (Ветхое до невозможности, это старенькое щитовое сооружение до сих пор стоит вблизи здания бывшего штаба Бербазы. Памятник трудам С.Д.Вохминова и его моряков-энтузиастов).
Почти пять лет хлопотных трудов на Бербазе – срок немалый, чтобы можно было подвести некоторые итоги. Они были положительные: медицинская служба под руководством подполковника медслужбы С.Д. Вохминова не просто была первой на флоте из-за превосходного здания санчасти, но и обеспечивала высокую боеготовность части тем, что личный состав был здоров, причём контроль за его состоянием проводился постоянно и неформально. Заболеваемость была ниже общефлотских показателей. Поэтому начальника ценили, уважали, но…продвижения не было. В тесном кругу медицинского сообщества КЧФ, где все руководящие посты занимали его друзья-однокашники «руководящей медицинской нации», ему дорожки вверх не просматривалось.
Спартак Дмитриевич этот фактор прекрасно понимал – был со всеми дружен и ровен в отношениях, однако просить был не приучен. Ему ли, прекрасно знающему все тонкости военно-морской медицины, прошедшему очень разнообразную практическую школу на кораблях и базах, способному справиться с абсолютно любыми задачами медицинской службы, стоило просить кого-то о чём-то?  Думаю, что это его должны были просить что-то серьёзное, например,  возглавить.  Но… они обошлись.
Характерный случай, рассказанный  Спартаком Дмитриевичем, произошёл в Севастопольском морском госпитале в момент, когда нужно было делать операцию не кому-нибудь, а самому Юрию Алексеевичу Гагарину, будущему первому космонавту мира. По какому точно поводу она требовалась он не припоминает, но то, как она была проведена характеризует, в определённой степени, и профессионализм,  готовность нести ответственность за результаты лечения пациента, да и нравы тогдашнего медицинского руководства флота.
Флагманский хирург  взял с собой на операцию старшего ординатора госпиталя хирурга Володю Крамарева – «золотые руки», чтобы… ему ассистировать! Каков был расчёт этого хитреца, думается, каждому понятно: в случае не благоприятного результата виноват будет не он…
Новый, 1959 год, удалось встретить в Ленинграде, с друзьями на кафедре, с однокашниками. Это было незабываемая встреча – долгие беседы и разговоры, воспоминания… Правда, эта поездка – как часто бывало в жизни нашего героя, была связана с продолжением лечения тяжело больной жены. После очередного курса в противотуберкулёзном отделении Ленинградского военно-морского госпиталя, ей снова несколько полегчало…
Настал благоприятный момент: старый друг Лёня  Фокин, сменивший  когда-то Вохминова на инфекционном отделении госпиталя, стал готовиться к увольнению в запас по болезни. По-дружески позвонил и сказал Спартаку о своей задумке, причём первому: служить с язвой желудка он не пожелал, а свою подполковничью  должность посоветовал снова занять другу Спартаку. В  его положении  это было наиболее приемлемое решение, и Спартак Дмитриевич начал, как говорится, «хлопотать».
Под конец года прибыл в медслужбу КЧФ, доложился начальнику. В ответ услышал весьма приятные слова на тему о Доске почёта медицинской службы, где портрет подполковника Вохминова С.Д.  действительно висел на первом месте. Поговорили откровенно, по душам. Припомнил начальник всё  положительное в его работе. Согласился, что стоит сменить слишком хлопотную работу на Бербазе на не менее важную, но более спокойную и отлично изученную – начальником инфекционного отделения госпиталя.    Пообещал, что будет способствовать назначению, не смотря на множество препятствий. Назначение на последнюю в службе должность состоялось в начале 1960 года. Тут Спартак Дмитриевич трудился целых 16 лет – до самого выхода на пенсию в 1976-м. Это было время трудов опытного и высококвалифицированного специалиста — руководителя,  не только лечившего инфекционных больных, но и щедро передававшего свой богатый опыт молодёжи. Можно сказать, что у него в эти годы появилось немало учеников и последователей, а возглавляемое им отделение неизменно занимало передовые позиции среди медицинских учреждений КЧФ. Но главная заслуга врача-инфекциониста Вохминова, конечно же, была в том, что за эти годы не было даже предпосылок к распространению инфекционных болезней на Феодосийской Военнно-Морской базе и её подразделениях.

Военно-морской врач на пенсии.
1976 год стал последним в его службе – но что делает новоиспечённый военный пенсионер? Отдыхает от трудов праведных? Ну как же – мы не знаем Вохминова!  Ни секунды он дома не сидел, потому что, по его словам – «это военная карьера закончилась – врачебная только началась!» Началась не менее интересная, и, может быть, даже более занятная работа на «гражданке».
Вначале он устроился врачом на турбазу, находившуюся на Золотом пляже, где сразу заметил некоторые несуразности: при сезонной работе персонал увольняли, а всё имущество столовой зачем-то списывали. Ну,  надо было себе представить такое безобразие – всю посуду, в основном алюминиевую в то время, миски, ложки, вилки, кастрюли, вёдра и прочее имущество, стоившее немалых денег, раз – и долой. Это называется словом «бардак», поэтому Спартак Дмитриевич директору так и сказал. В ответ услышал, что, мол, в том имуществе нету ничего ценного, и его полагается списывать… ежегодно!  Вот какая богатейшая, однако, была у нас страна – СССР.  Но вывод Спартак Дмитриевич сделал однозначный, и в комиссии по списанию этого добра участвовать отказался. Выдержал он ещё один год, а потом ушёл: с такими «хозяевами» ему было не по пути.
… Ушёл  из этого безобразия очень вовремя – на той турбазе вскоре, наконец-то, провели хорошую ревизию, виновных нашли и наказали…
А Спартак Дмитриевич направился к лётчикам на авиабазу в Кировское.  Там в то время было целых пятнадцать «почтовых ящиков» — т.е. военных научных и исследовательских учреждений Министерства Обороны СССР.  Ну, а авиабаза всё это обеспечивала, лётная работа была очень напряжённой, но был… полный, несусветный «бардак», установившийся как-то само собой и очень давно.
Ему нужно было проводить медосмотр и допуск к полётам экипажей самолётов – нешуточная по ответственности работа. И, главное, хорошо известная военно-морскому врачу Вохминову. Но они ещё не знали, кого взяли на эту работу…
Первый же экипаж транспортника АН-12, прибывший на предполётный осмотр к доктору Вохминову, оказался мертвецки пьян – от командира до бортстрелка! Таковы тогда были нравы в Советской авиации вообще. Всех четырнадцать человек он не допустил к полёту. «Если я напишу в полётный лист, что ты пьяный, тебя никто никогда и нигде больше не примет на лётную работу» — так, абсолютно честно он сообщил командиру экипажа. Выбирай – или не лететь сегодня, или… никогда. Полёт не состоялся. Тут сразу пошли звонки из Москвы – что, да как, да почему?   «Вы почему там… кто вы такой, Вохминов…?» — гремел мощный московский голос. Спартак Дмитриевич спокойно заявлял, что, мол, сейчас пришлёт в Москву этот экипаж, а вы там сами его и допускайте до любых полётов. Здесь они не полетят.
«Что ты делаешь?! Тебя же выгонят!» — заплакали доброхоты.     «А и хрен с ним – пускай выгоняют, если дураки!» — весело отвечал Спартак Дмитриевич. Все были живы – а это главное для врача.
Апломб звонивших начальников понемногу утих. Никто на себя, конечно, такую ответственность брать не собирался, особенно сами лётчики. Положение наладилось очень скоро: все быстро поняли, что с этим доктором не бывает компромиссов. Особенно в воздухе. Сохранилась старенькая тетрадочка, которую завёл контрольный врач Вохминов с первых дней своей работы в Кировском. Интересная тетрадочка – там скрупулёзно записан каждый экипаж пофамильно, с данными медицинских показателей, включая артериальное давление перед полётом. Есть и отметки о не допущенных к полётам – но таких, всё-таки не много. Да и то – вначале, когда летуны ещё не совсем поняли, на кого нарвались…
Молва, как водится, вскоре разошлась по военно-воздушным просторам огромной страны: все лётчики, направлявшиеся в Крым на авиабазу Кировское уже знали, что нарушать режим там – себе дороже. Тем более, что сам-то доктор, вообще-то, по своей натуре был всегда вполне «свой парень в доску». «Ребята, вы же летите через трое суток?  Ну вот и отдыхайте как хотите, но за сутки-то – ни капли в рот не берите, и всё будет нормально…»
Восемнадцать лет (!) служил подполковник в отставке Вохминов авиации. Никогда ничего ни с кем из лётного состава, который он тщательно контролировал, не произошло. Трудно сказать, сколько жизней  он спас своей принципиальностью, честностью и профессионализмом…
…В 1995 году народ на базе собрался, обсудил положение и понял – КПСС больше нет. Базы тоже. Пришлось уходить…
И надо же – в  городскую Гражданскую оборону! Начальником штаба Горздравотдела, этой  замечательной организации в Феодосии, стал профессионал, подготовленный ещё в Великую Отечественную!   Украине требовался человек с врачебным образованием на эту должность. Подшефными организациями оказались 19  различных медицинских учреждений, три больницы, все дома отдыха, все  диспансеры, разные стоматологии – много чего.
Вскоре начальник Гражданской обороны, он же глава Феодосийского городского отдела здравоохранения, стал победителем соревнования среди всех предприятий Крыма, получив оклад  в виде премии… за работу своего начальника штаба. Но работать с этим человеком, конечно, было нельзя: старания и вообще трудов своего подчинённого он презрительно не замечал, и даже к нему на приём попасть стало проблемой. Ничем в работе не помогал и совершенно не интересовался, откуда берутся неплохие результаты в работе. Человек, когда-то тоже занимавший должность начальника штаба ГО, ничего в этой работе не понимал и не желал знать.  Написав ему подробный план на следующий  1998 год, Спартак Дмитриевич  «откланялся».
Как всегда, он  ушёл вовремя: вскоре после доскональной проверки Горздравотдела, начальника и главного бухгалтера, сильно в своё время жалевших копейку на гражданскую оборону, сняли за грубейшие финансовые нарушения…
Итак, труды на благо кого-то, наконец, закончились – Спартак Дмитриевич Вохминов решил стать обычным пенсионером. С 1999 года он отдавался любимой рыбалке, много внимания уделял лечению своей супруги, которая прожила долго именно его усилиями, и ушла из жизни всего два года назад. Причём ни он, ни их сын Сергей за долгие годы ни разу не заболели из-за наличия у матери открытой формы туберкулёза – это, безусловно, врачебный подвиг доктора Вохминова.
…Так и живёт в городе Феодосия пожилой человек, отдавший всего себя медицине, лечивший тысячи разных пациентов в разные годы, в разных условиях и в разных государствах. Врач, познавший множество специализаций и обладающий до сих пор выдающимися знаниями и навыками терапевта, хирурга, инфекциониста. Наконец, это человек, сумевший более полувека  лечить и сохранять жизнь безнадёжно больной супруги…
Врач, не получивший ни одной весомой в советское время награды, высокой должности или учёной степени. Высочайший Профессионал, каких сейчас до обидного мало и в России и на Украине. Весёлый и неунывающий в своём одиночестве человек.  Нет – вернее написать так – Человек. Храни Господь Вас, Спартак Дмитриевич Вохминов.

Добавить комментарий

Этот сайт использует Akismet для борьбы со спамом. Узнайте, как обрабатываются ваши данные комментариев.

Content Protected Using Blog Protector By: PcDrome.