Это место по происходившим там событиям в 1977-1979 годах в нашем мехбате, да и других частях желдорвойск Харьковской бригады, располагавшихся рядом, так и хочется назвать по аналогии с Бермудским треугольником… Тут был самый большой и сосредоточенный объём земляных работ: подходы к двум путепроводам развязки ( на Север и на Юг по основному ходу), отсыпка примыканий в сторону Курска, Белгорода и земляное полотно новой станции Сараевка 2, и ещё какая-то земля вторых путей до станции Кривецкая. Не могу сказать точно, каковы были объёмы, но спешка была великая – это факт. Где должны были располагаться паспортные карьеры я не знаю, но точно не сразу за посадкой; они у нас были именно там, чтобы дальность возки была небольшой – прямо напротив деревни Сараевка. Курский чернозём, который требовалось убирать, вскрывая карьер, нам очень мешал: мощность слоя в этой зоне была очень приличная – метр или полтора, не меньше. Поэтому иногда и он шёл в дело (технологический «грех») – времени не хватало. В этих «боях за землю» принимали участие и наши скреперы – тем вообще желательно было возку сократить до минимума. И они сокращали, забирая весь грунт прямо в этом треугольнике. Насыпи, конечно, росли: но требовалось быстрее! Кто-то из «самых умных» проявил инициативу – начал набирать грунт ( конечно, вместе с растительным грунтом, травой и чернозёмом) прямо вдоль насыпи главного хода. Начальники батальонные этого сразу не обнаружили… Заметили, когда встали все поезда главного хода – рядом с нашей развязкой, помню, стояла «Северная Пальмира» — скорый поезд Ленинград – Адлер. Разрыв кабеля связи – это скандал, и причём, конечно, изрядный. Слава Богу, шишки доставались в то время не мне… Но совсем скоро и мне предстояло такое же «удовольствие»…
«Треугольник» этот однажды показал всему батальону, что копаться тут не только нельзя, но просто опасно: на моих глазах ( я стоял метрах в пяти) при наборе грунта скрепером Д-498 из-под ковша вылезла аккуратная такая, с латунным пояском и надписью на нём, немецкая мина калибром 81 миллиметр ! Никто, правда, не испугался, потому, что слишком уж это было неправдоподобно – но таков был факт. Всё стразу остановили, людей убрали. Командование вызвало минёров, которых ждали много часов. Мину обезвредили – после этого случая как-то само собой из этого «Треугольника» мы ушли. От греха подальше. Так Курская землица всем нам напомнила о своём военном прошлом и об опасности такой вот, беспардонной выборки земли где попало…
Теперь представьте себе утро августа 1979 года. Закончены политзанятия, а ремонтная группа уже выезжает на карьер – не закончен ремонт на какой-то технике. Старенький «Газончик» на Лебедях, поэтому беру новенький ГаЗ-52 со сваркой, сажу в кузов своих «мастеров» и молодого прапорщика – автомобилиста – ему тоже срочно надо туда же. Солнце, тишина и никакого дождя – замечательная погода и хорошее настроение. За нами на комплекс, тарахтя, движется пара «Узбекских МаЗов», рвущихся на работу. Подъехали к переезду через главный ход – вижу, что напротив на насыпи уже вовсю «пылят» наши самоходки – им отдыха вообще не полагалось. Переезд со шлагбаумом, открывающимся вручную – вполне знакомая толстая тётка с вечно красной физиономией выходит на свой мостик и что-то бормочет себе под нос глядя на сигнальные лампочки. Ушла. Ждём – дело такое. Снова появляется, и начинает открывать шлагбаум: водила Игнатьев на первой передаче тихонько заезжает на переезд. Сзади с грохотом «втыкает» передачу узбекский воин – железнодорожник, тоже собрался ехать. Не спеша смотрим вместе налево, на всякий случай просто. Но вот он и есть – этот всякий случай-то!!! На нас мчится поезд с порожняком – уж больно быстро идёт! И – не выключает мощный свой звуковой сигнал! Тормозить ему уже бессмысленно, это факт, и мой рядовой Игнатьев автоматически (но профессионально) делает то, что надо в такой ситуации – давит на газ до полика, «Газон» сильно дёргается и рвётся вперёд, на спасительный второй путь. Ничего не соображая и ни о чём уже не думая, я почему-то вспоминаю про нашего узбека – он, слава Аллаху, всё-таки увидел надвигающуюся опасность и затормозил вовремя. Мы перескакиваем перед носом у поезда пути и останавливаемся, вылезаю из кабины – ноги не держат, коленки трясутся, сажусь на подножку ногами в мелкую пыль. Боковым зрением вижу, что поезд мчится совсем рядом, но мы – живы и даже сварочный агрегат не зацепили. МаЗы так и остались у переезда. Бог миловал снова. Встают с пола обиженные ремонтники и прапорщик – не поняли они, за что их так… Стояли, стояли, и вдруг – на тебе?! До них ситуация дошла далеко не сразу.
Через полчаса, возвращаясь назад в городок, проехать через переезд уже не могу: закрыт. Машинисты доложили поездному диспетчеру об этом безобразии и переезд закрыли. Удлинив нам дорогу в полевой городок всего-то километров на тридцать! Благодаря пьяненькой бабке…
В нашем батальоне на Сараевке мне припоминается всего один случай, связанный с гибелью солдата, и то – на производстве и безо всяких нарушений воинской дисциплины: это было грубое и явное нарушение правил техники безопасности. В ночную смену, как и днём, на насыпях выставлялись специально подготовленные в роте механизации показчики: как правило, это были солдаты без какой-либо технической подготовки. Учить их на механизмы получалось иногда, но чаще они становились такими вот спецами, которые помогали водителям, тоже не бог весть каким мастерам вождения задом по насыпям, выгружать грунт куда надо, и при этом не валиться с насыпи. Особенно это важно было в ночное время, так что ребята были на своём месте. Ночью, да ещё ближе к осени, они часто разжигали костры – и самому теплее, и водитель видит его самого и его сигналы. Костёр-то известно какой – ведро с соляркой… Вот и рядовой Усманов тоже был – Царствие Небесное, таким же спецом. Пригрелся как-то, сидя на куче земли, да и уснул… Костёрчик его прогорел, погас. Кто из водителей его засыпал землёй, следствие не выяснило – никто его не видел, было темно. Обнаружили пропажу солдата наутро, когда людей считали по окончании смены. Жаль парня – погиб при выполнении служебных обязанностей…
Хорошо, когда рядом деревни: хоть какая-то цивилизация. Постулат не верный! Потому, что всегда соблазны для молодёжи. У нас самоволки были достаточно редким явлением, по сравнении с путейцами, например. Наши войска, не смотря на слабый контроль, были гораздо сильней загружены. Но как только… так сразу. Не отставали: правда, не помню, чтобы бывали особо тяжкие последствия. Но другие – это да!
Солдат молод, но ему кажется, что он взрослый. Да и папки рядом с мамкой нету – значит, можно покуражиться. Тут велика роль командиров – отцов. Но… отцов среди них явно не хватало, всегда… Если бы тогда были теперешние СМИ – они бы одними новостями из наших войск и «грузили» мозги россиян… А так – всё тайна, причём хорошо забытая тайна. А где-то ещё живут родители погибших и искалеченных тогда солдат, сдуру, по пьянке натворивших делов…
На железнодорожной платформе около Сараевки солнечным летним днём двое пьяных путейцев появились после гульбы на какой-то свадьбе – их, говорили позже, туда пригласили… Один другого не удержал – друган качнулся к пролетавшей мимо электричке, следовавшей в Курск… Я видел, к счастью, только фотографии фрагментов тела того солдата: его собутыльник, мигом протрезвев, примчался с этим прямо к своему ротному, весь в слезах и ужасе… Конечно – такое увидеть – врагу не пожелаешь. Но кто у этих парней был враг?…
На самой станции Сараевка 2 такие случаи тоже, к сожалению, бывали. Не трезвые воины Барвенковского путевого батальона всегда пытались куда-то ехать, попадая ногами под колёса. Не все оставались в живых… Таковы были тогдашние реалии нашей военной службы: Царствие Небесное всем покалеченным и погибшим по собственно глупости военнослужащим железнодорожных войск.